Главная причина экстремизма - идеологический вакуум
Не так давно теракты для казахстанцев были чем-то далеким и умозрительным — страшными событиями из телевизора, которые случаются где угодно, но только не у нас. А сейчас все чаще стали появляться новости об обезвреживании очередной группы экстремистов, планировавших теракты. Что же произошло с нашим обществом, как терроризм и экстремизм могли «вживую» появиться в Казахстане? Обсудить с «Комсомолкой» эти болезненные вопросы согласились известные казахстанские эксперты — политолог Данияр Ашимбаев и экономический обозреватель Денис Кривошеев.
«К.П.»: На ваш взгляд, насколько актуальна сегодня угроза политического и религиозного экстремизма для Казахстана?
Д.А.: Проблема экстремизма в Казахстане является одним из ключевых факторов риска в течение уже двух десятилетий. Это такая перманентная угроза, довлеющая над государством. Питательной средой для вызревания экстремистских идей является бедная безработная молодежь, которая является одной из крупнейших социальных групп в стране, наиболее восприимчивой к идеям салафитской идеологии или к националистическим лозунгам. Но вместе с тем широкого отклика эти экстремистские идеи среди них не имеют. Эта молодежь пока все же больше озабочена вопросами выживания и реализации своих жизненных интересов. Скажем так, проблема есть, социальная среда есть, но массового роста экстремистских настроений не происходит. Да, некоторые из них едут в Сирию или в Афганистан, но речь пока идет о достаточно узкой прослойке. В том числе играет свою роль и казахский менталитет. Создать из казахского социума жесткое иерархическое государство на теократических принципах, которое регламентирует все сферы жизни, по определению очень сложно. Халифат для нашего человека, для нашего менталитета не подходит.
Данияр Ашимбаев
Д.К.: Угроза терроризма актуальна всегда и везде. Причем независимо от того, насколько общество совершенно. Время фронтальных конфликтов практически закончено, пришла пора малых групп и одиночек, чьи мотивы не всегда ясны. В такой парадигме этимология современного экстремизма и терроризма — это история про безысходность и невостребованность. И не имеет значения, что стоит в основе конфликта, — религия, благодаря которой мировоззрение вступает в конфликт с окружающим миром, или скудное образование. Для Казахстана вопрос терроризма не актуален сегодня и сейчас, но это вопрос времени. По оценкам социологов, более половины представителей казахстанской молодежи, обучающейся в школах, свято верит в то, что государство должно помочь им устроиться в жизни. Каждый год в школу идет 400-450 тысяч человек, и через десять лет армия в пять миллионов человек будет наступать друг другу на пятки. И тогда низкий уровень образования, помноженный на патернализм, при столкновении с суровыми жизненными реалиями озлобит их, и многие начнут искать убежище, которым чаще всего становятся террористические ячейки.
«К.П.»: За счет чего происходит радикализация казахстанского общества?
Д.А.: Здесь две причины. Во-первых, идеологический вакуум. Деятельность нашего мусульманского духовенства, к сожалению, направлена не столько на разъяснения пастве, что хорошо, а что плохо, сколько на оказание платных услуг населению. После распада Советского Союза коммунистическая идеология ушла, а новой, способной ее заменить, так и не возникло. И хотя каждый год принимаются различные послания, концепции и доктрины, понять, какая идеология сейчас у Казахстана, очень сложно. Там есть красивые и правильные слова — стабильность, согласие и т.д., но это понятия широкие, которые наше население воспринимает как данность, а никакой конкретики нет. Вторая причина — это острый недостаток социальной справедливости. Безработица и низкий уровень образования среди молодежи, социальное расслоение, определенная неэффективность госаппарата прекрасно питают почву для политического и социального протеста, который частично проявляется в росте националистических настроений. Общая безыдейность общества, помноженная на социальную несправедливость, — и вот вам готовая питательная почва для экстремизма всех мастей.
Д.К.: Ситуация в Казахстане мне напоминает чем-то начало прошлого века в Российской империи, когда после отмены крепостного права в 1861 году безземельные крестьяне хлынули в города. Они пытались выживать, как могли, и стали базой для появления контрпродуктивных настроений в обществе, а уже их дети стали топливом для революции. Ведь терроризм в конце XIX — начале XX века процветал. В то время десятки подпольных кружков хотели свергнуть самодержавие, но их истинной целью было «все взять и поделить».
Денис Кривошеев
«К.П.»: Насколько эффективно противостоят этому спецслужбы Казахстана?
Д.А.: Наши спецслужбы достаточно оперативно отлавливают те группировки, которые планируют теракты и в своей деятельности доходят до определенной стадии организованности. Те теракты, которые происходили в городах Казахстана, по большому счету, были вылазками одиночек или небольших групп фанатиков, которые предотвратить практически невозможно. В этом плане работа спецслужб организована достаточно эффективно. Пусть мы их критикуем, но надо отдать им должное: в Казахстане нет организованного террористического подполья.
«К.П.»: В настоящее время уже сотни казахстанцев, воевавших в рядах ИГИЛ, вернулись и продолжают возвращаться из Сирии. На ваш взгляд, насколько опасен этот процесс? Может, проще «поставить заслон»?
Д.А.: Я думаю, что государство в этом вопросе исходит из предотвращения дальнейшей дестабилизации. Подобные запреты однозначно заставили бы сочувствующих «возвращенцам» людей воспринимать власть, как своего врага. Государство же пытается определенными миролюбивыми жестами успокоить потенциальную конфликтную среду. Опять же, полностью перекрыть каналы переброски людей туда и обратно мы не можем. Когда в свое время встал вопрос об этом, то вдруг выяснилось, что перекрыть этот трафик нет возможности, потому что у нас безвизовый режим с Турцией, с территории которой боевики переправлялись в Сирию. Что касается возвращения наших граждан, речь в первую очередь идет о женщинах и детях, это чисто гуманитарный аспект. Мужчины же, с одной стороны, безусловно, представляют определенную опасность. С другой, доказательной базы на большинство из них нет, в ИГИЛ же не дают справок или членских билетов. Поэтому если нет конкретных доказательств их преступлений, то каждый раз приходится исходить из презумпции невиновности, но с определенными поправками, естественно. Так что сейчас приходится делать упор на психологическую реабилитацию и работу с ними «правильных» имамов, с тем чтобы снять возможное напряжение.
Д.К.: Это готовые преподаватели, проповедники, лидеры. Все они прошли курс выживания, знакомы с оружием, подрывным делом, ориентированием на местности и прочими военными хитростями. Многие из них получили реальный боевой опыт и уже убивали. Их будет сложно вовлечь в мирную жизнь, потому как деньги от труда добывать намного сложнее, чем деньги от войны. Я думаю, возвращая таких людей на казахстанскую землю, государство само закладывает бомбу замедленного действия под свой фундамент, ведь нет никаких гарантий, что они не продолжат свой «джихад» уже на казахстанской земле.
«К.П.»: Какие меры, по-вашему, наиболее эффективны в борьбе с экстремизмом и терроризмом в Казахстане?
Д.А.: Прежде всего, ставка на развитие институтов гражданского общества, которые могли бы выступать арбитрами и помогать урегулировать некоторые болезненные конфликты. Профсоюзы, которые призваны защищать интересы трудящихся, после последних кадровых новаций превратились фактически в филиалы исполнительной власти, и ждать от них четкой позиции в трудовых конфликтах не стоит. Омбудсмен, который мог бы играть очень широкую роль, присутствует на политическом поле больше виртуально. О его существовании мало кто знает, тем более, никто не знает, чем он занимается. Какую-то определенную роль играют Общественные советы, но надо понимать, что это механизм в большей степени неформальный. Опять же, если в Алматы деятельность ОС достаточно заметна и способствует определенному результату, то в других регионах о деятельности ОС неизвестно вообще ничего. Если бы ситуация была иной, то партии, профсоюзы, общественные, предпринимательские и религиозные объединения могли бы переводить назревшую у населения потребность в социальной справедливости в конструктивное русло. Это давало бы людям какую-то конкуренцию идей, в которых они бы видели свои надежды и чаяния, давало бы выхлоп их недовольству и уверенность в том, что кто-то отстаивает их права.
Д.К.: Только рост образованности населения, молодежи прежде всего — вот самая эффективная мера против этого зла. Нужно усилить роль знаний в обществе, все остальное исправится само собой. Нам нужна сильная начальная и средняя школа, настолько сильная и повсеместная, чтобы желание жить лучше появлялось вместе со знаниями. Соответственно, нужно готовить кадры учителей, поднимать им зарплаты и т.д. Пока же я не вижу ничего, что мешало бы появлению «экстрим-класса». Идет сильное расслоение общества, настолько, что 90% объема всех депозитов принадлежит 10% вкладчиков. При этом стремительный рост микрозаймов говорит о том, что в массе своей люди бедны. При модальном доходе в 80 тысяч тенге у государства при всем желании не получится построить успешное общество.