Экстремизм по-казахстански
Экстремистская активность в стране идет в ногу с разворачиванием внутриполитических процессов.
Сегодня Казахстан столкнулся с новым витком экстремистской активности. И очевидно, что у власти пока нет четкого понимания того, с кем и как надо бороться. Настоящие террористические группировки становятся все неуязвимее, в то время как по закону к экстремистам может быть отнесен почти любой инакомыслящий.
Взрывы и выстрелы, теракты и спецоперации в оживленных микрорайонах – все то, с чем Казахстан столкнулся только в мае прошлого года, становится все более очевидной приметой последних недель.
Еще несколько лет назад практически вся борьба на этом фронте лежала в плоскости «международного сотрудничества»: информирование, выдача, пресечение распространения… Сегодня силовики должны противостоять группировкам, сформированным в Казахстане из казахстанцев же. Чаще всего очень молодых, готовых рисковать и не боящихся ни смерти, ни прямого столкновения с полицией.
Хроника взаимных ударов в этой борьбе становится все насыщеннее. Атаки экстремистов затронули и запад, и юг страны, теракты и убийства уже имели место в обеих столицах. Еще год назад все были уверены в том, что объекты нападений – только силовики, однако сегодня всерьез обсуждается информация о том, что взорвавшиеся 1 июля в поселке Таусамал экстремисты, возможно, готовили покушение на Нурсултана Назарбаева. События на заставе «Арканкерген» и в Аксайском ущелье также все чаще связываются с деятельностью неких «экстремистских сил», причем в последние дни об этом говорят не только оппозиционные СМИ, но и авторитетные эксперты в официальной прессе.
При этом все понимают: взрывы, теракты, «проведенные как по нотам» операции по ликвидации – это внешние проявления серьезных внутренних тенденций. То, что эти тенденции имеют комплексный характер и простым физическим уничтожением отдельных лиц и ячеек с ними не справится, очевидно многим. Происходящее сегодня в Казахстане можно называть по-разному. Кто-то говорит о наступлении полномасштабной террористической войны, кто-то – о религиозном экстремизме, кто-то – об экспорте «арабской весны».
Вопрос истоков, несомненно, важен. Как важно понять, откуда прилетают семена, падающие на благодатную казахстанскую почву. Но если при этом упорно игнорировать причины, по которым наша «почва» становится все более «благодатной», об эффективности борьбы можно только мечтать.
Наиболее общим понятием, способным объединить случающиеся явления в единое целое, действительно является «экстремизм», причем не только религиозный. Именно экстремизм как подход к разрешению конфликтов радикальным, насильственным путем может считаться фундаментом, на базе которого образуются все остальные формы борьбы. И если эта борьба идет за то, что ценно, соответствует внутренним нравственным или идейным убеждениям, то сплотить общество «единым фронтом» уже не получится. Более того, если есть убеждение, что борьба идет именно за твои исконные права или интересы, – неважно, право ли это носить хиджаб или право доступа к социальным лифтам, – методы борьбы могут показаться вполне приемлемыми.
Опасно то, что ущемленных интересов в стране катастрофически много. И с каждым годом – а в последнее время счет пошел на месяцы – становится все яснее, что у власти не хватает эффективных и легитимных рычагов разрешения сложившихся противоречий. И в религии, и в экономике, и в социальной сфере, и в межнациональных отношениях. Не говоря уже о том, что неясность с проблемой преемственности власти, недовольство интеграцией с Россией, нарастание пантюркистских и националистических настроений – все это на фоне социально-экономической ситуации, несомненно, создает массу поводов для активизации экстремистов.
Было бы несправедливым говорить, что органы, призванные защищать правопорядок и национальную безопасность, борются с экстремизмом недостаточно активно. Активность налицо: сегодня в стране за преступления, связанные с экстремизмом, отбывают наказание более 1000 человек. И вполне справедливым представляется озвученное недавно предложение создавать для таких заключенных отдельные колонии и в целом изолировать их от обычных преступников.
Однако необходимо также признать, что актуальна нехватка опыта, кадров, технического оснащения и общей идеологии борьбы. Более того, нет четкого понимания, что вообще считать экстремизмом.
Согласно Уголовному кодексу РК преступлениями, содержащими признаки экстремизма, признаются преступления, предусмотренные более чем 10 статьями. Сюда входят преступления от «возбуждения социальной, национальной, родовой, расовой или религиозной вражды» до собственно «вербовки или подготовки либо вооружения лиц в целях организации террористической либо экстремистской деятельности».
При этом четкое определение экстремизма в УК отсутствует. В статье 233-3 («финансирование экстремизма или террористической деятельности») под экстремизмом понимается «приверженность к крайним взглядам и мерам (обычно в политике)». Однако сажать за «приверженность» – это само по себе чересчур экстремально.
В «Законе о противодействии экстремизму» экстремизмом могут считаться либо осуществление действий от имени организаций, признанных экстремистскими, либо действия, попадающие под признаки экстремизма. Причем во всех ракурсах – в отношении и политического, и национального, и религиозного экстремизма – насильственные действия не являются определяющим фактором. К примеру, в определении политического экстремизма встречается формулировка «организация вооруженного мятежа и участие в нем, разжигание социальной, сословной розни» (ст. 1, п. 5). Выходит, в стране есть сословия (!) и разжигание розни между ними тоже может считаться экстремизмом.
Речь в данном случае не только и не столько о том, что страна не готова к четкому пониманию того, с кем и как бороться. Важно то, что если даже власть повернется к проблеме лицом и начнет полномасштабную комплексную борьбу с экстремизмом, очень и очень велик риск того, что к экстремистам может быть отнесен любой человек, высказывающий неудобные взгляды. С учетом того что экстремистская активность в Казахстане, как правило, идет в ногу с разворачиванием внутриполитических процессов, «разыграть» такую карту захотят, вероятно, многие.
Одновременно с этим эффективное физическое уничтожение реальных экстремистских ячеек представляется делом сложнодостижимым. Формируемые по сетевому принципу, подобные структуры крайне замкнуты, обладают сложными системами кодирования и передачи информации, основанными на современных технологиях. У них, как правило, нет единого центра и четкой иерархии, так что «обезглавить» такую сеть не получится. Уничтожение даже большинства узлов такой сети не принесет ей большого вреда, пока сохраняется идея и цель ее существования. И пока наше общество будет оставаться источником бесконечного числа конфликтов, попытки их разрешения экстремистскими методами не прекратятся. Тем более что опыта у экстремистов все больше и больше.
Татьяна Каукенова