«Нас вытащили прямо из могилы»: казахстанец о войне за ИГИЛ, родительской любви и покаянии
Казахстанец провел в рядах Исламского государства(запрещенная в Казахстане организация) около четырех лет.
Фанатизм вещь куда пострашнее, чем ее описывают в рассказах и книгах. Такие люди способны жертвовать ради идеи самыми близкими. Прозрение к ним, к большому сожалению, нередко приходит слишком поздно. В колонии ЕС 164/3 в Петропавловске отбывает срок казахстанец, воевавший за ИГИЛ. 37-летний мужчина рассказал Liter.kz, как он попал в ряды экстремистов, почему разуверился в Исламском государстве за что считает себя должником Казахстана.
Судьба 37-летнего уроженца Кызылорды, назовем его Канатом, — прямое свидетельство того, насколько террористическая угроза ближе и серьезнее для Казахстана, чем мы это можем себе представить. В жизни просто казахстанского парня не было ничего такого, что могло бы толкнуть его в ряды боевиков. Отец судмедэксперт, мать домохозяйка, — Канат и его младший брат росли в обычной, не религиозной семье. В 2006 году родители переехали из Кызылорды в Актобе. В отличие от братишки, окончившего медицинскую академию, наш герой высшего образования не получил, окончил юридический колледж. Говорит, по молодости был немного хулиганом, и даже ранний брак и рождение дочери не успокоили его, поэтому и семейный союз быстро развалился. А после развода он просто захотел начать жизнь заново, и стал искать спасения в вере.
Я работал тогда начальником охраны в одной фирме, и у меня были подчиненные религиозные. Мне нравилось, что они другие, — не пьют, не гуляют, не курят, им даже врать нельзя. Я тоже хотел свою жизнь изменить, и решил, что мне поможет в этом религия. Начал исповедовать ислам, но не в мечеть пошел, а открыл интернет Google. Родители радовались изменениям, которые они сразу заметили во мне. Отец вместе со мной намаз начал читать и мать тоже, — Канат тогда даже не представлял, куда его заведет это стремление стать лучше.
В интернете он сразу попал в сети террористов-вербовщиков.
Я нашел в Интернете много видео про войну. Показывали бомбежки Палестины, мертвых женщин, детей. Сперва чисто из интереса смотрел, потом начал задумываться — почему я сижу здесь, пью чай, а другие мусульмане так страдают. Почему я им не помогаю, ведь в исламе мы все должны помогать ближним. А проповедники из видео все капают, капают в душу, на жалость давят. В общем, когда ИГИЛ обьявил “хиджру” — это призыв к переселению ради Аллаха, я начал готовиться к отъезду из страны, — поделился собеседник.
Хиджра – переселение во имя Аллаха?
В своих проповедях теологи из Интернета целенаправленно готовили новообращенных мусульман к войне. Вскоре Канат понял, что он не один такой правоверный. Все, кто слушал виртуальных проповедников, стали находить друг друга “в реале” и так образовался джамаат – община.
Отцу и матери я ничего не говорил и с женой не делился, что у меня внутри творится. Я тогда во второй раз женился. Мы начали планировать наш уход из Казахстана, и собрались буквально в один день, захватив свои семьи, — рассказчик даже по прошествии времени не может сдержать тяжелого вздоха, вспоминая о том своем роковом решении.
Уходила группа, в составе которой были жены и дети казахстанцев, через Турцию, а родные думали, что они поехали туда на отдых. Канат признается, что они даже представления не имели, как доберутся до Сирии. С ним была беременная жена с сынишкой, которому исполнилось 2,5 года.
Я думаю, турки знали, куда мы едем. Вплоть до таксистов и тех, кто обслуживал нас в отеле, все понимали, потому что мы не были похожи на туристов. Все не богатые, и вели мы себя не как отдыхающие. Было заметно, что мы что-то задумали. Но Турция тогда как бы открывала двери для таких, как мы: проходите, только здесь ничего не творите. И в итоге мы нашли и дорогу, и людей, которые могут провести нас через границу в Сирию. Там была точка, где собирались люди разных наций – европейцы, азиаты, которые шли на войну, а границы в привычном понимании не было. Только колючая проволока, даже метра не будет этого заграждения. Так и прошли границу. Никто нас не остановил и никто за нами не гнался, — вздыхает вновь Канат.
По его словам, вместе с женщинами и ребятишками их было человек сто. Его жена заплакала, когда поняла, что он задумал. Да и все женщины плакали, но пошли вслед за мужьями.
Если подумать, мы их почти насильно туда увели, — признается собеседник.
Не заметил, как стал фанатиком
Как новобранцев встретили в сердце ИГИЛа — городе Ракке, Канат подробно не рассказывает, как и о том, как он воевал. Сообщил, что все прошли “легкую” военную подготовку, и что в обустройстве им помогали специально назначенные люди из местных. В “мини-государстве”, как его назвал рассказчик, были свои ЦОНы, дорожная полиция и прочие структуры. Вновь прибывшим выдали месячную зарплату по 50 долларов на взрослого и по 35 — на каждого ребенка.
Это мизер, только чтобы не умереть и держать в руке оружие. Но ведь мы приехали туда не ради денег, — пояснил мужчина.
Спартанское материальное обеспечение с лихвой окупалось обильной “промывкой мозгов”. Учителей ислама было много и уроки для новообращенных в мечети были регулярными. Заветы Корана в вольном толковании боевиков хорошо вдалбливались в голову под бомбардировки, которые случались 3-4 раза в неделю. Когда самолеты постоянно летают над головой и несут смерть, только и остается думать о спасении души.
К тому же Канат и его соратники уже воочию видели смерть мирных жителей, женщин и детей, и хоть не знали арабского языка, но хорошо понимали, как страдают от войны простые люди. А священники продолжали им твердить, что Исламское государство воюет, чтобы спасти этих людей, что весь мир против них и их религии. Канат сам не заметил, как стал настоящим фанатиком.
От всего происходящего, смерти, крови вокруг, в душе поднимался гнев против всего человечества, — признается наш собеседник, — Даже у детей 14-15-летних была такая ярость, что они сами себя взрывали. И нас всех “точили” имамы каждый день, рассказывали про праведную войну. Не только в мечети, в любом военном подразделении были знающие люди, идеологи.
Канат воевал 2 года, пока не стал задумываться, что рассказы имамов о “священной войне” и “защите” мирного населения плохо согласуются с тем, что он видит и слышит вокруг. Однажды до него дошло, что игиловцев местные жители не любят и даже боятся.
Самые смышленые из нас, которые выучили арабский язык, стали внимательно читать Коран и увидели, что ИГИЛ делает много такого, чего в исламе нет и, более того, что делать запрещено. Например, убивать мирных жителей. Один из таких людей встретился и мне, он был из Дагестана. Его потом казнили, расстреляли, как я слышал. Я тогда до конца не понял, что он мне объяснял про ИГИЛ, но некоторые моменты уловил. Хотя вначале, никак не хотел признаваться себе, насколько я ошибался! Я же всем пожертвовал ради религии, своих родителей бросил, свою землю оставил. Я и брата младшего сманил в Сирию. Как мне было признать, что я банкрот, и что вся жизнь насмарку, — Канат снова надолго замолкает.
Горькое прозрение
Свою жизнь в Сирии наш собеседник делит на несколько этапов, во время которых он был совершенно разным человеком.
Два года я был чисто игиловцем-фанатом, а потом 2 года у меня была реабилитация. Я начал понимать, что происходит вокруг, у меня появились человеческие чувства, начал за сыновей бояться, их у меня трое. За жену стал переживать. У фанатиков таких чувств не бывает. Они ведь жертвоприношение делают на пути истины, а жертвы – их близкие, — Канат говорит, что это была самая тяжелая полоса его жизни в Исламском государстве.
Ему пришлось скрывать свои чувства и намерения, чтобы спасти семью.
Тех, кто понял свою ошибку, было много и они снова собрались в джамаат, только с диаметрально противоположными намерениями. Казахи, дагестанцы, азербайджанцы которые приехали в Сирию воевать, теперь мечтали выбраться оттуда и вытащить своих близких. Только отлынивать от исполнения военных обязанностей было смерти подобно. Канату было проще других, он мог объяснить свой пацифизм необходимостью лечиться после ранения. А вот его брата, который работал в местном госпитале, сотрудники “службы безопасности” ИГИЛ, или как они говорили “Амният”, все время спрашивали, почему он не воюет. В конце концов, всем, кто не хотел участвовать в боевых действиях, пришлось перейти на нелегальное положение.
Только спрятаться среди местного населения им не удалось. Подвело естественное стремление держаться вместе, чтобы поддерживать друг друга на чужбине. Целый квартал мирных поселенцев – иностранцев сложно было не заметить. Бывших боевиков обвинили в “ридде” — вероотступничестве и приговорили к смертной казни.
Ни следствия, ни суда с адвокатами и прокурором там для смертного приговора не нужно. Чтобы казнить кого-то, достаточно показаний двух-трех человек, — говорит Канат.
В ожидании смерти Канат с братом и другими такими же бедолагами провел в тюрьме долгих 4 месяца. Это был обычный дом, оборудованный решетками, где в одной небольшой комнате было заперто десятка три смертников. Несколько раз в неделю из комнаты уводили человека, который уже не возвращался. Но нашему герою и другим узникам повезло больше. Человек, приговоривший их к смертной казни, сам погиб под бомбежками, а тот, кто его заменил на этом посту, оказался милосерднее.
Саудистский судья нас простил, и мы заключили устный договор, что не будем ничего делать и говорить против Исламского государства. Наше обещание записали на видео. Я думаю, что это была просто процедура такая, которая в принципе ни к чему не обязывала, — считает Канат.
Дорога жизни
После счастливого освобождения из тюрьмы Канат и его друзья по несчастью всерьез задумались, как вывезти с территории боевых действий свои семьи. Провести желающих за границу Исламского государства по окружавшим его минным полям могли проводники. А расценки, которые вначале составляли тысячу долларов на человека, подскочили до пяти-шести тысяч. Накопить столько было невозможно, ИГИЛу перекрыли пути поставки продовольствия и продукты резко подорожали. И тут вмешался случай. Шустрые братья, которые настолько обосновались в Ракке, что открыли там торговлю, перепродавая вещи, которые принимали у местного населения, познакомились с еще одним дагестанцем, которому удалось эвакуировать свою семью. Он рассказал, что разговаривает с женой по Интернету. Так Канат узнал, что все рассказы игиловцев о том, что за пределами их государства перебежчиков ждет смерть, а их жен насилие и расстрел, это ложь. Жена дагестанца с детьми жила в палаточном городке на территории, подчиненной американцам, и ничего плохого с ними не случилось. Канату с братом тоже удалось переправить свои семьи за речку Евфрат, где игиловцы даже рыбу не могли ловить из-за регулярных обстрелов. Мужчины вернулись обратно в ИГИЛ, побоялись, что их на том берегу встретят не так дружелюбно, как женщин и детей.
Для родителей мы не были террористами
По словам Каната, все эти годы они с братом никогда не прерывали связь с родителями, и в этом была исключительно заслуга отца с матерью. Разговаривали по Интернету, причем, даже в те годы, когда наш собеседник, по собственному признанию, был ярым фанатиком, и “мог сказать маме такие религиозные слова, что после этого некоторые родители вообще перестали бы общаться”.
Мои родители, когда я начал радикализироваться, связь со мной не прерывали, не вычеркнули нас как террористов. Я рассказывал им про внуков. Мать даже купила для нас мед…, — Канат надолго прерывает разговор, пытаясь сдержать эмоции, когда говорит о маме, и продолжает, — Давайте, я лучше про другое расскажу.
Этот мед суждено было поесть детям Каната после того, как наши спецслужбы смогли вывезти казахстанцев, воевавших в Сирии, вместе с семьями домой. По словам Каната, Казахстан – единственное государство, которое всех своих граждан вернуло обратно в страну.
У брата чуть потяжелее ситуация. У него жена гражданка Кыргызстана. Она до сих пор с детьми там, в палаточном лагере. Кыргызстан почему-то не может забрать своих граждан, а Казахстан, оказывается, сильное государство, — говорит наш собеседник.
Канату и его младшему брату суждено было еще два года провести в лагере для военнопленных.
Страшнее я еще нигде не видел, только в фильмах про войну 1941-45 года. Нас в одном ангаре держали 100 человек. А еду приносили в тазике, в таких люди руки моют. Там почти одна вода, только чуть-чуть вермишелька плавает. И вот мы 100 человек ели из таких тазиков. Все военнопленные были истощенные, как в концлагере в кино. У охранников, почти у каждого мать, отец или ребенок погиб от рук ИГИЛа. Они нас каждый день избивали. На 100 человек была одна уборная, мы почти не мылись, воды чистой не видели. Еще какие-то уколы нам делали. Нам казалось, что эксперименты над нами ставят, — рассказывая о пережитом, Канат неожиданно засмеялся.
Оказывается, вспомнил, как их забирали из этого ада.
Смотрю, казактын жигеттери келе жатыр (смотрю парни казахи идут). Никогда не думал, что, увидев сотрудников КНБ, буду так радоваться, — рассказал Канат об освобождении из лагеря для военнопленных игиловцев.
За участие в боевых действиях в чужой стране братья были осуждены заочно намного раньше, чем их доставили в Казахстан. Каждый получил по 8 лет лишения свободы и такое наказание Канат считает чуть ли не счастьем.
У меня много поводов для оптимизма. Я столько всего пережил и остался жив. Сейчас, сидя в этой колонии, я могу сказать, хорошо, что я здесь, хорошо что у меня дети и жена на свободе, а не под бомбежками в Сирии. Нас с братом ведь прямо из могилы вытащили. Мы задолжали Казахстану, — говорит Канат.
Мама и жена со старшим сыном уже приезжали к нему в Петропавловск на свидание. Только отец до сих пор в обиде на сына, не разговаривает. Брат сидит в другой колонии и собирается писать книгу о пережитом на войне за Исламское государство.
А Канат после освобождения собирается заняться торговлей. В Ракке у них с братом это неплохо получалось. И еще хочет свой дом на земле, с мини-фермой…
Зауре ЖУМАЛИЕВА