Пороки и пророки: как люди возвращаются к обычной жизни после общения с салафитами

Дамир, Гуля и Алия совершили в жизни ошибки, за которые дорого пришлось заплатить. Они пошли на поводу у людей, которые приобщили их к запрещенной вере. Долгие годы в колонии стали лишь частью расплаты. Наши собеседники признаются, что самым тяжелым испытанием стали разрыв с семьей и потеря близких людей. Сегодня они откровенно рассказывают о том, с чего всё начиналось и к чему пришли.

Интервью состоялось при одном условии – мы не называем настоящие имена и любые подробности, по которым можно определить личности собеседников.

Они до сих пор боятся за свои жизни. Это интервью стало возможным благодаря Государственной программе по противодействию религиозному экстремизму и терроризму.

Душа искала
– Дамир, с первых минут общения бросается в глаза, что вы грамотный, интеллигентный человек, как вы попали к салафитам?
– Я родился и вырос в обычном североказахстанском селе, учился на агронома. И мог бы стать классным агрономом. После практики по государственному молодежному проекту меня даже взяли на работу в одну серьезную агрофирму. Но в какой-то момент все пошло не так. Это был третий курс универа. Расстался с любимой девушкой. Чтобы отвлечься, ударился в спорт. На тренировке познакомился с интересным, как мне казалось, собеседником. Мы вместе бегали по утрам, и он много рассказывал мне о религии. Я слушал и верил ему. Он казался мне таким классным: открытый, доброжелательный, порядочный, молился и ходил в мечеть. Мне было тогда очень одиноко. Я был разочарован в жизни, и душа искала чего-то нового и доброго. Тогда я пошел за своим новым другом. Пришел в мечеть и начал тоже читать намаз согласно ханафитскому мазхабу. Вуз окончил и остался жить в Петропавловске. Родители не торопили меня с поиском работы. Говорили: найди по душе, чтоб карьера удалась. Я использовал ситуацию по-своему. Стал все чаще ходить в мечеть. Тут мой новый друг познакомил меня с другими людьми, они были салафитами.

– Какими они были?
– У нас город небольшой, прихожан в мечети немного, в пятницу наберется максимум сто человек, из них большая часть – приверженцы традиционного ханафитского мазхаба ислама, и человека три – адепты деструктивного течения. Салафиты стояли на выходе из Центральной мечети, и каждый новый прихожанин у них был как на ладони. Так я и познакомился с ними.
На первых порах многому удивлялся. Внешний вид у них был необычным: борода, укороченные штаны, широкие одеяния, головные уборы. Помимо этого их отличала лексика с частым использованием чуждых для нас слов на арабском языке. Всё это вызывало у меня неподдельный интерес. В основном они были безработными и много молились. Я был молод и доверчив. У меня не хватало жизненного опыта, чтобы замечать в людях отрицательные качества. Я знакомился с людьми, с которыми не стоило общаться. А начиналось всё с доброго взгляда и приветствия, далее последовали долгие, подробные беседы, затем – симпатия и дружба.

На тот момент я слышал, что есть такое течение – салафизм, но не осознавал, что оно опасно. Я не видел черту перехода от ислама к салафизму, воспринимая это как единую религию и размышляя, что это личный выбор каждого человека: хочешь – верь, так или иначе.

“Ты похож на мертвеца”
– Ты сам менялся, как реагировали на твои новые увлечения родные?
– Поначалу родители и родственники особых изменений не заметили. Я и сам не стал применять все постулаты на практике, многого не знал и не готов был принять. Потом, с течением времени, я начал сталкиваться с проблемами, критикой в свой адрес. Доходило до скандалов, я отстаивал свое. Дальше – я вообще к людям стал относиться по-другому. Стал считать, что есть люди невежественные и обладающие знаниями, осведомленные и практикующие. В моей душе появилось чувство собственного превосходства.
Я старался приглушать такие мысли в себе. После того как ты начинаешь практиковать какие-то убеждения, многое меняется, и внешний облик – не исключение. Нужно было отпустить бороду, укоротить брюки до уровня щиколоток. Родственники, конечно, относились к этому негативно, потому что я отличался от окружающих, выглядел не так, как все, и это бросалось в глаза. Тем более в тот период (2012–2013 гг.) на слуху были события в Сирии, и внешний облик террористов был схож с моим.

Я не был готов принять радикальную идеологию полностью. Обычному человеку трудно заметить границы. Единственный факт, по которому можно распознать радикального салафита, – это то, что он не станет употреблять любую пищу, которую поставит на стол “неверный”. То, что он предлагает, есть нельзя. У меня начали появляться сомнения: как определить, кто передо мной? Я все время задавался вопросом: “Мусульманин ли он?”.

– А друзья, сокурсники, как ты с ними общался?
– Я отдалился даже от самых близких друзей детства. Стал меньше общаться с приверженцами традиционного ханафитского мазхаба. Моими новыми друзьями стали салафиты. Хотя, по сути, они были для меня малознакомыми людьми и об их прошлом я фактически ничего не знал. Сейчас мне стыдно, но я отвернулся даже от родного брата. Вообще, я кардинально поменял свое отношение к мирской жизни, материальным ценностям, смотрел на них как на нечто второстепенное, абсолютно не важное. Хотя родные и говорили, что нужно стремиться к чему-то в жизни, зарабатывать. Отец говорил, что я стал похож на ходячего мертвеца.

Ничего материального
– Строить карьеру ты передумал, работать и зарабатывать было неинтересно. Что же тебя привлекало в жизни?
– На первом месте для меня были мои убеждения, то есть то, насколько качественно я практикую религию, в частности, то, что нам объясняют проповедники. Во-вторых, приобретение шариатских знаний, по возможности – их практикование. В любом узком кругу последователей есть те, кто знает больше или меньше.

Есть те, кто думает своей головой, и те, кто слепо идет на поводу за остальными.

Я прислушивался к тем, кто, на мой взгляд, обладал авторитетом. Эти люди направляли меня к религиоведам. Также я слушал аудиозаписи в Интернете, таким образом приобретая необходимые знания. На это у меня всегда находилось время.

– Как ты стал радикалом?
– Около пяти лет я стабильно практиковал умеренный салафизм, казалось, все шло ровно и гладко. Все уже поняли, кто я такой, а я, в свою очередь, понял, как ко мне относятся окружающие. Старался сглаживать конфликты с близкими родственниками, но они уже привыкли к моим взглядам и смирились с тем, что переубедить меня невозможно. В начале 2016 года в кругу моего общения появился молодой человек, который только начинал изучать ислам. Когда ребята из Центральной мечети узнали, что он изучает такфиризм, то мы сначала даже не поверили.

Среди адептов умеренного салафизма было убеждение, что от этого человека следует отдалиться и не иметь с ним никаких отношений, так как это чревато последствиями: можно самому “заразиться” и попасть в беду.

Я отнесся к этому несерьезно, больше того, взялся сам переубеждать этого человека.
Мало того, что я не смог доказать ему свою правоту, так еще и семена сомнений зародились в моей душе. Я сам стал интересоваться этим вопросом. Теперь-то я понимаю, что интернет-пространство – это самое недостоверное и опасное место, в котором нужно приобретать знания. Мы вместе искали видео, лекции, я все больше углублялся в такфиризм. То, что мы видели в Интернете, сработало как капкан.

Присылайте повестку, поговорим!
– Тебя самого пытались вытащить из этого капкана?
– Да, мне звонили, приглашали прийти поговорить из управления по делам религий, провести со мной разъяснительную работу. Я относился к этому негативно, считал это неправомерным вмешательством в мою жизнь. Мне казалось, что эти люди хотят изменить мои убеждения. Я ведь не нарушал законы и думал, что имею право на собственные воззрения в религии, главное, что от меня не исходило никаких противоправных действий, я не наносил вред здоровью, имуществу других людей. Я не считал нужным ходить на эти беседы, отвечал им: “Если у вас есть конкретные претензии ко мне, присылайте повестку, тогда будем разговаривать”.

– Одумался после приговора?
– Ошибочность понял, когда начал искать первоисточник, а опасность – когда в конце 2016 – начале 2017 года некоторые ребята попали под следствие. Тогда я осознал, к чему это может привести. Инцидент в Сирии также был следствием салафизма (и его радикального проявления – такфиризма). Приговор суда окончательно заставил прозреть. Я отбыл долгие годы за решеткой, и у меня было время подумать обо всем произошедшем. До отсидки я жил тем, что мои братья – соратники по вере. Я считал, что братство в религии – это крепкая цепь, которую тяжело разорвать. Но в жизни оказалось совсем по-другому. Я благодарен Аллаху, что понял это. Я смог разглядеть людей, которые меня окружали, понять, насколько крепкой на самом деле была наша дружба.

Я осознал, кто должен быть важен в жизни, как правильно следует расставить приоритеты. В заключении у меня было много времени чтобы переосмыслить свою жизнь и понять, куда идти дальше и на кого опираться.

Как защититься?
– Дамир, почему, на твой взгляд, капканы салафитов хорошо срабатывают?

– Человек в душе не понимает, что он в опасности, считая, что только он прав, а остальные – нет. Салафиты строят свои убеждения на доверии к источнику информации, авторитету, который, в свою очередь, опирается на священные тексты, предания. Если человек сам начнет разбирать текст, откроет Священное Писание или хадисы, начнет читать, анализировать и придет к какому-то своему выводу, ему ответят, что он ошибается. Это слепая вера, как бы салафиты ни отрицали этого.

Почти все они не знают арабский язык.

Большинство из них не могут читать Коран на арабском языке, испытывают языковой барьер, усваивают информацию только из переведенных текстов или слабоговорящих богословов.

Кроме того, практически никто из них не получал духовное образование, салафиты мало знакомы даже с той литературой, которая переведена на русский и казахский языки. То есть, по сути, они не владеют глубокими знаниями в области религии.

– Ты вышел на свободу. Что дальше?
– Я понял, что нужно ставить цели, жить, а не отдаляться от семьи и общества. Тем более в нашем государстве созданы все условия, чтобы исповедовать ислам. Для этого нет никаких ограничений. Во-вторых, я усвоил, что нужно стремиться зарабатывать. Третье, самое важное – это семья, это те люди, которые всегда подставят свое плечо в трудную минуту и за них стоит держаться. У меня двое детей, и эти уроки послужили стимулом к тому, чтобы я объяснил им, что стоит обходить стороной. Дальше я планирую заниматься семьей, работой, повышением своего общественного и материального положения. Хочется вернуть былое доверие к себе со стороны родных и соседей. Также я понял, что большим заблуждением и даже слабо­умием с моей стороны было предубеждение, что не стоит общаться с представителями государственных органов.

– Как защититься от неверного пути в религии, есть способ?
– Во-первых, опасаться непроверенных источников информации. Не стоит воспринимать за чистую монету знания, полученные от первых встречных, какими бы красноречивыми и обаятельными они ни показались. Впечатлительный человек может легко попасть под влияние других. Поэтому нужно самому анализировать новую информацию, относиться ко всему критично, не доверять всему подряд, особенно Интернету.

Если ты решил приобщиться к исламу, нужно обратиться к духовному наставнику – имаму, получить от него базовые знания.

Эти люди специально обучались, знают законодательство и понимают границы дозволенного. Приверженцы нетрадиционных течений никогда не объяснят, что можно и что нельзя делать, но незнание не освобождает от ответственности.

– Гуля, а как ты оказалась в колонии?
– Жила в Уральске, влюбилась в парня. Я тоже была верующая, но намаз не читала. В 2009 году мы поженились. Я надела хиджаб, стала читать намаз. Муж учил меня основам ислама и говорил, что те, кто не читает намаз, – это кафиры, заблудшие. Постоянно говорил, что нужно ехать в Сирию, помогать братьям, которые воюют за веру. Я родила двоих сыновей. Вся наша жизнь сводилась к тому, что мы фанатично следовали словам салафитских шейхов.

– Как родители отнеслись к твоему выбору?
– Вначале они были против брака. Я перестала с ними общаться, муж тоже.

– А зачем вы поехали в Сирию?
– В 2013 году уехал муж, потом потребовал, чтобы и я с детьми приехала. Он говорил, что там Исламский халифат и прекрасная жизнь. Когда мы приехали, я увидела шокирующую картину. Никакого братства.

Люди делились на группировки по национальностям, враждовали между собой. Даже воевали друг против друга. Нет там истинного ислама!

Там чудовищные условия и жить невозможно.

– Муж поддерживал вас?
– Нет, он стал как неродной. Поселил в каком-то доме, принес продукты, дал немного денег и ушел, а потом и вовсе уехал из Сирии, бросил нас там. Я топила печку, варила еду из пропавших продуктов, воды не было. Мы начали болеть, появилась какая-то сыпь. Больниц нет, врачей нет. Санитары принимали только тяжелораненых с полей сражений. Вокруг летали самолеты, взрывались бомбы.

– Как же вы спаслись?
– Чудом я смогла добраться до какого-то кафе, где был Интернет, и позвонила родителям. Мама с братом договорились с человеком, который нас удерживал, и мы сбежали в Турцию. Потом вернулась домой.

– За что тебя посадили?
– Мне дали 5 лет за пропаганду терроризма. Я виновата. Слепо верила мужу и делала всё, что он говорит. Своей головой не думала. Я принесла вред людям. Не знала законов, даже не представляла, что творю зло. Как будто под гипнозом. В уме только одно – придерживаться салафизма, чтобы попасть в рай.

– О чем сегодня жалеешь?
– О трех вещах. Первое – что стала придерживаться салафизма. Второе – что взяла с собой в Сирию детей.

Старшему было 4 года. Он всё помнит. Он видел кровь и смерть. Сейчас, когда он видит самолет, у него истерика, боится любых громких звуков.

Еще я подвела родителей. Если бы можно было вернуть всё назад, я бы никогда не связалась с салафитом. Теперь я в колонии, не вижу детей, и жизнь проходит мимо. Я работала в банке, хорошо зарабатывала, была своя квартира, всё было. Теперь я развелась с мужем. Надеюсь, смогу искупить вину перед детьми.

– Алия, а как ты попала в ряды салафитов?
– Мы с мамой и братом жили в Алматинской области. Мама читала намаз, у нас была прекрасная семья. Я познакомилась с парнем в соцсетях, он приехал ко мне из Астаны и предложил руку и сердце. Поженились и уехали к нему. И тут его словно подменили.

Он запретил мне одной выходить из дома, заставил надеть черный хиджаб. Я на всё соглашалась, считая, что мусульманка должна слушаться мужа.

Постепенно он начал внушать мне, что неверующие и верующие традиционной направленности являются заблудшими. Стала ненавидеть этих людей, как он. Муж постоянно твердил, что Казахстан – не мусульманская страна, надо ехать в Турцию. Я знала, что в Сирии война, и не хотела ехать. Даже сбежала к маме, но в итоге всё вышло, как он хотел.

– Семья не смогла спасти тебя?
– Мама с братом пытались меня образумить, но я не воспринимала их. Им не нравился мой муж. А я ругалась и поддерживала его. Винила маму в том, что супруг не хочет с ней общаться. Да, скажу как есть: семья у нас бедная, я устала от нищеты, хотела жить богато, надеялась, муж меня обеспечит.

– Он уехал в Сирию, а ты за что попала за решетку?
– Уехал и больше про меня не вспоминал. Работы не было, горевала, что муж меня бросил. Я не задумывалась, какие у меня взгляды – правильные или нет. Знаний у меня не было, и я не знала, правильно ли понимаю какие-то моменты в исламе. Устроилась торговать на рынок, там было много братьев и сестер, которые придерживались салафизма. Познакомилась с девушкой, которая постоянно говорила, что в Сирии идет священная война. Я заинтересовалась.

Смотрела ролики в соцсетях, добавляла их на свою страничку. Из-за того, что эти ролики были на моей страничке и их могли смотреть другие пользователи, я получила срок 5 лет.

– Чего ждешь?
– Теперь я всё поняла. Очень раскаиваюсь и жалею. Погубила свою жизнь, принесла боль родным. Была возможность жить по-человечески, но я будто одурманена была салафизмом. Я совершила глупость и преступление. Хочу исправить всё. Жить для ребенка, помогать маме и брату, работать и больше никогда не оказываться на скамье подсудимых. Прошу прощения у всех, кому я навредила, если можно мне это простить.

Алина САБИТОВА, ПЕТРОПАВЛОВСК